Врезано в плоть 

ГЛАВА 7

– Как, говоришь, называется то место, которое мы ищем? – спросил Дин.
– «НюФлеш Биотек».

Они задержались в мотеле, чтобы поискать информацию, перехватить фаст-фуда и переодеться в костюмы, а теперь ехали по городскому центру. Дин съел здоровенный чизбургер с беконом и со всем, что к нему прилагается – плюс добавка бекона, разумеется – и большую порцию жареной картошки. Теперь еда лежала у него в желудке свинцовой плитой, и он начал жалеть, что не ограничился, по примеру Сэма, салатом. Но брату он никогда бы в этом не признался. Сэм непременно воспримет это возможностью обратить его в Культ Здорового Питания, и бла-бла-бла.

– НюФлеш. Звучит зловеще, а?
– Ну разве что звучит, – отозвался Сэм.

Он глотнул кофе из большого стакана. За кофе они заехали по дороге, и на этот раз Сэм взял черный, с двумя частями эспрессо.

Дин был недоволен. Сэм, конечно, убедил его, что разбирательства с Франкенпсом могут вывести их на новый вид оружия, которое можно использовать для борьбы с Диком Романом, но чем дольше они оставались в Бреннане, тем беспокойнее он становился. Роман и другие левиафаны пребывают вне пределов досягаемости, набивая зубастые пасти человеческой плотью и разрабатывая планы по завоеванию мира, и они вовсе не собираются ждать, пока братья Винчестеры покончат с посторонними делами. Левиафаны словно смертельная зараза – будут беспрепятственно распространяться, пока с этим что-нибудь не сделаешь, а беготня за достойными шоу уродов собаками по занюханному городишку никак не поможет остановить их.

Не помогало и то, что у Сэма, кажется, крыша съехала еще чуть сильнее. Дин был уверен, что в лесу брат страдал галлюцинациями, просто не хотел о них говорить, а еще он поглощал кофе, как будто это была вода, а Сэм пешком пересек Сахару. Дин не чурался самолечения, но не понимал, чего пытается добиться брат, накачиваясь кофеином. Ему казалось, что подобная стимуляция только сделает Сэма дерганым и тревожным, что в свою очередь помешает ему сохранять контроль над состоянием своего рассудка. Дин опять-таки предпочитал «лекарства», которые снимали напряжение, а не усиливали его, так что, может, это просто дело вкуса. Пока он просто решил приглядывать за Сэмом, что – надо признать – всегда и делал. В общем, в некотором смысле, если принять во внимание безумную жизнь Винчестеров, можно предположить, что все более или менее нормально.

Хорошему настроению не способствовал и тот факт, что труп Франкенпсины начал вонять на весь автомобиль. Монструозная собака лежала в багажнике, завернутая в мотельные полотенца, но вонь просочилась в салон, и в желудке у Дина стало еще неуютнее.

«В следующий раз определенно салат, – решил он. – Может быть, салат-тако с добавкой мяса, сальсой и сметаной».

– Мне больше нравится, когда твари после смерти исчезают, – проговорил он вслух. – Меньше грязи.
– И определенно меньше вони, – поддакнул Сэм. – Я не уверен, но кажется, Франкенпес разлагается быстрее, чем положено. Разве что его сделали из частей уже мертвых собак. А когда он умер… в смысле, снова умер… сила, сдерживающая процесс гниения, исчезла, и…
– И получилось пока-пока, Франкенпсина, здравствуй, мерзкая груда гнилого мяса.
– Типа того. Надеюсь только, от нее достаточно останется к тому времени, когда мы доберемся до «НюФлеш».
– Ты вправду думаешь, что мужик, которому принадлежит фирма, сможет нам помочь?
– Не знаю. Но ты сам видел фото на сайте. То, что они производят, выглядит до жути похоже на те странные шрамы на Франкенпсе.

После возвращения в мотель, Сэм залез в интернет и колдовал там, пока не нашел сайт «НюФлеш». К удивлению Дина, времени на это ушло порядком. Обычно Сэм искал информацию в сети с той же легкостью, с какой Дин находил вяленую говядину на магазинной полке, но если учесть, что начальный запрос только чуть-чуть отличался от «странные шрамы», то, что он вообще что-то нашел, уже впечатляло.

«НюФлеш» оказалась компанией по изготовлению искусственной кожи, которая, если верить сайту, имела «важнейшее медицинское значение и могла со временем изменить мир». Если судить по увиденному Дином, до выполнения этого обещания было еще далеко. Эта штуковина больше напоминала телесного цвета резину, чем настоящую кожу, а на человеке выглядела гораздо менее натуральной, чем трансплантаты. Сэм еще раскопал – в недрах сайта, куда случайный посетитель не забредет – что список успехов «НюФлеш» был, мягко говоря, скромным. Дин остался при мнении, что этой фигней и порез от бумаги не залатать, не то что соединить кучу частей мертвых собак. Но ему пришлось признать, что она похожа на шрамы Франкенпсины, так что с создателем НюФлеш стоило побеседовать. Если повезет, он окажется тем самым доктором Франкенштейном, и тогда можно будет покончить с этой охотой и вернуться к действительно важному делу: уничтожению Дика Романа и его армии пиратов-переростков.

– Кстати, о Франкенпсине, как твой укус поживает? – поинтересовался Дин.

Сэм глотнул свой суперкрепкий кофе:

– Хорошо. По-прежнему никаких признаков инфекции.

Он скрестил ноги и подвернул штанину, чтобы показать Дину щиколотку. Как он и говорил, кожа выглядела здоровой: следы укуса уже покрылись корочкой, не было ни припухлости, ни покраснения, ни даже синяка. Последнее Дин нашел немного странным. Хоть при жизни Франкенпсина и не смогла бы выиграть конкурс красоты, силы в ней было минимум как в обычной собаке, если не больше. Давление челюстей должно было оставить какие-то следы, кроме ранок от зубов, но ничего подобного. Может, Дин переоценил силу чудовищной собаки, а может, и нет. За этим тоже придется приглядывать.

«НюФлеш Биотек» они нашли довольно быстро. Дин удивился, обнаружив, что офис компании расположен в торговом центре:

– Это не совсем то, что я ожидал.
– А что, по-твоему, мы ищем? Полуразрушенный замок с гигантским громоотводом, торчащим из башни, и горбатым слугой, рыскающим за парапетом?

Дин пожал плечами:

– Нет, но я думал, все будет каким-то… ну не знаю, более научным.

Он припарковал машину перед зданием.

– Компания молодая, – объяснил Сэм. – Это, наверное, лучшее место, которое они могут себе позволить.

Дин выключил зажигание и поморщился, когда в двигателе что-то задребезжало и стукнуло пару раз, прежде чем он заглох. Господи, как же Дин скучал по «Импале»!

«Скоро мы снова будем вместе, детка, – подумал он. – Как только папочка замочит Дика Романа».

– Может, и так, – отозвался Дин, – но в нем нет никакого стиля. Больше похоже на химчистку, чем на пристанище злого гения.
– У нас еще нет никакого доказательства, что доктор Мартинес как-то связан с Франкенпсом. А даже если да, зачем ему афишировать, что он местная версия доктора Франкенштейна? Ты на левиафанов посмотри. Может, они и древние создания, живущие с истоков мироздания, но они сразу же адаптировались к современному миру. Они вписались сюда. Может, тем же самым и Мартинес занимается.
– И еще кое-что. Мартинес… плохое имя для сумасшедшего доктора. Франкенштейн, Джекилл, Моро, Файбс^[1] – вот это жуткие фамилии. А Мартинес как-то не очень.

Они выбрались из машины. Сэм допил кофе и бросил пустой стаканчик в мусорный бак на обочине перед «НюФлеш». Едва подойдя к двери, Дин ощутил, что оба они пропитаны «ароматами» Франкенпсины. После того, как все закончится, надо будет отдать шмотки в чистку. На какой-то момент, он обрадовался, что они не в «Импале». Было бы ужасно, если б малышка насквозь провоняла дохлым монстром. В маленькой приемной быстро стало ясно, что от них несет еще хуже, чем опасался Дин. Секретарь – тонкая, похожая на птичку женщина за пятьдесят – поджимала губы и чуть-чуть отворачивалась во время разговора в бесплодной попытке держать нос как можно дальше. Братья показали поддельные удостоверения ФБР, секретарь быстро позвонила, а через момент дверь сбоку открылась и оттуда вышел доктор Мартинес.

«Вот теперь куда больше похоже», – подумал Дин и внезапно устыдился.

Доктор определенно когда-то пострадал от серьезных ожогов.

Дин никогда не судил никого по внешности. Людей, по крайней мере. Что касается, сверхъестественных хищников, обычно в самом деле можно судить книгу по обложке. Если что-то выглядит так, будто хочет сожрать твою плоть и душу, скорее всего, так оно и есть.

Но все равно шрамы Мартинеса делали его похожим на самого настоящего злого ученого. Над одеждой, разумеется, стоило поработать. Фланелевая рубашка, джинсы и кеды отнюдь не вопили: «Я парень, сшивающий вместе части мертвецов в лаборатории!» Может, если добавить белый халат с пятнами крови…

– Я доктор Мартинес, – он улыбнулся, причем уголок губ на нетронутой части лица поднялся выше, потряс руку Дину, потом Сэму. – Чем могу помочь вам, джентльмены?

Дин поймал себя на том, что таращится на испещренную шрамами кожу. В свое время он видел множество шрамов – проклятье, у него самого был не один, как и у Сэма – и они обычно не вызывали у него отвращения. Но теперь, когда Мартинес стоял всего в метре от него, Дин заметил, что с его шрамами что-то не так. Они были влажные и блестящие, будто намазанные вазелином, плоть обвисла. В общем и целом Мартинес выглядел тающей восковой фигурой.

Дин посмотрел на Сэма и по выражению лица брата понял, что шрамы его беспокоят так же. Реакция секретаря тоже говорила сама за себя: когда Мартинес впервые появился, она ахнула и распахнула глаза, как будто не поверила увиденному. Что бы ни происходило со шрамами Мартинеса, это было не нормально.

Дин пересмотрел свое мнение. Доктор Мартинес определенно подходил на роль местного злого гения.

Сэм начал представляться, но на середине фразы широко зевнул.

– Простите, – пробормотал он. – Не выспался после работы.

Дин метнул на него взгляд:

– Как и сказал мой напарник, нас попросили помочь в расследовании странных смертей, случившихся в городе за последние несколько дней. Мы думаем, вы могли бы нам помочь.

Дин пристально наблюдал за Мартинесом, пытаясь уловить реакцию на упоминание смертей, которые он про себя называл Усыхание, но ничего, кроме озадаченности, не увидел.

– Я биохимик, а не специалист по смертям. Я не уверен, что смогу быть полезным.
– Мы думаем, что смерти могут иметь отношение к НюФлеш, – сказал Сэм. – Не столько к компании, сколько к продукту.

Мартинес нахмурился:

– Не понимаю, как подобное возможно. Во-первых, у «НюФлеш» нет побочных эффектов, которые могли бы привести к таким смертям, а во-вторых, продукт все еще в стадии разработки и не нашел широкого распространения в государственном секторе. Фактически, я не знаю никого в городе, кто бы располагал трансплантатами из этого материала.

Доктор почесал покрытую шрамами щеку – нервная привычка, как показалось Дину. Его ногти оставили тонкие борозды на неровной коже, тут же наполнившиеся желтоватой жидкостью, но сам Мартинес этого даже не заметил. Желудок у Дина сжался.

«Салат. В следующий раз уж наверняка».

– У нас есть кое-что, на что вам стоит взглянуть, – вмешался Сэм. – Займет совсем немного вашего времени, и мы были бы очень благодарны.

Сэм неотрывно смотрел Мартинесу в глаза, и Дин понимал, что брат старается не коситься на сочащиеся царапины, которые доктор оставил у себя на лице.
– Разумеется. Буду рад помочь.
– Великолепно, – проговорил Сэм. – Выйдем на улицу.

Когда они покидали офис, Дин заметил, что секретарь побелела. Учитывая прилипшую к ним вонь Франкенпса и зрелище того, как шеф уродует себя, она явно очень жалела о съеденном за ленчем – чем бы оно ни было. У Дина заурчало в животе. «Я прекрасно понимаю твою боль, сестренка».

Сэм бы убил за еще один стакан кофе. Возможно, с тремя частями эспрессо на этот раз. Он с огромным трудом удерживал глаза открытыми и начал подозревать, что это не обычная усталость. Возможно, так организм реагирует на борьбу с клубящимся внутри него безумием. Война с сумасшествием стоила ему неимоверных усилий, и естественно, что это сказывается на уровне энергии. Сэм гадал, сколько еще он сможет продержаться, прежде чем все системы перегрузятся и откажут полностью. Может быть, тогда вместо нескольких часов сна в каком-нибудь мотельном номере он соскользнет в глубокую дрему, из которой уже не выйдет? Он с удивлением обнаружил, что мысль не пугает, а скорее – странное дело – кажется утешительной. Сэм читал о глубоких стариках, с нетерпением ожидавших смерти как возможности скинуть с плеч груз, который они несли так долго, и наконец-то отдохнуть. Если учесть все, что он успел пережить за свою сравнительно недолгую жизнь, он понимал такое отношение к смерти лучше, чем большинство людей его возраста, но никогда не думал, что начнет ощущать себя так же.

«Нездоровые какие-то мысли», – сказал себе Сэм.

Лучшим средством было сосредоточиться на текущей работе.

Одно хорошо: сочащиеся шрамы доктора Мартинеса он себе не вообразил. Судя по реакции брата, увиденное его тоже беспокоило. Хоть какое-то утешение. Сэм понятия не имел, что могло заставить рубцовую ткань так выглядеть. Старые шрамы, насколько он знал, не нагнаиваются. Не пробовал ли доктор Мартинес использовать НюФлеш, чтобы исправить себе лицо? С другой стороны, он говорил, что продукт еще только разрабатывается. Если так, то странные шрамы на Франкенпсе не имеют никакого отношения к «НюФлеш», а значит, они с Дином идут по ложному следу.

Добравшись до машины, Дин открыл багажник.

– И это все, что может позволить себе бюро? – удивился Мартинес, разглядывая древнюю машину.
– Сокращения бюджета, – без запинки откликнулся Дин. – Вы знаете, как это бывает.

Из багажника вырвалась волна настолько ужасающей вони, что они все трое отшатнулись на шаг. Как хорошо, что сейчас ноябрь. Сэм не хотел думать о том, как бы пах Франкенпес, будь дело, скажем, в августе.

– Что это такое, черт возьми? – Мартинес прижал ладонь к нижней части лица в бесплодной попытке оградиться от вони.
– Это вы нам скажите, – Дин откинул полотенце, открывая изуродованный труп.

Доктор Мартинес таращился на зверя, а Винчестеры смотрели на него, ища в его глазах искорку узнавания, но все, что смог разглядеть Сэм – отвращение. То ли доктор – чертовски хороший актер, то ли он увидел Франкенпса впервые. Отвращение тем временем превратилось в замешательство, а потом и в любопытство. Мартинес отнял руку от лица и подошел поближе.

– Это что, собака?
– Больше похоже на несколько, – отозвался Дин.

Мартинес наклонился ближе, и Сэма впечатлило, что он способен сделать это без тошноты. Достав из кармана рубашки ручку, он дотронулся кончиком до полоски плоти, отделяющей заднюю ногу собаки от туловища.

– Теперь понятно, почему вы обратились ко мне за консультацией. Этот материал похож на НюФлеш.
– Похож? – уточнил Сэм.

Мартинес продолжал тыкать Франкенпса ручкой.

– Немного отличаются и цвет, и текстура. Он более пластичен, чем НюФлеш. Больше похож на настоящую кожу.
– Но он искусственный, – продолжал настаивать Сэм.
– Несомненно, – ответил Мартинес с быстрой кривой усмешкой. – Чем бы эта штуковина ни являлась, можно сказать наверняка, она не такая от рождения.

Дин бросил на брата злобный взгляд.

Сэм, никак не среагировав, продолжал:

– Допустим, что это животное… а это похоже на животное… можно ли использовать НюФлеш или что-то подобное, чтобы соединить отдельные части?
– Типа мясного клея, – добавил Дин.

Мартинес выпрямился и отступил от багажника. Сэм заметил, что ручку доктор в карман не вернул, и не мог его за это винить.

– Вы серьезно?
– Просветите тех, кто не доучился до доктора наук по биохимии, – сказал Дин.

Мартинес немного подумал и снова почесал лицо. Рубцовая ткань лопнула, выпустила еще немного жидкости и еще чуточку обвисла.

– Я разработал НюФлеш в качестве искусственного вещества, используемого при пересадке кожи, хотя всегда думал, что когда-нибудь его можно будет использовать и для других трансплантаций. Но это лишь в теории. До такого еще годы, а то и десятилетия, – он снова взглянул на Франкенпса. – Даже если кто-то разработал собственную формулу, более продвинутую, чем моя, препятствия, которые пришлось бы преодолеть, чтобы создать подобное существо, ошеломляющи. Соединить кости, мышцы и нервы… Взять хотя бы проблему с отторжением тканей…
– Общую картину мы поняли, – перебил Дин. – Не то, что можно сделать при помощи набора начинающего безумного ученого и старой доброй ловкости рук.
– Вряд ли, – согласился Мартинес. – Я бы с уверенностью заявил, что никто в мире не в силах сотворить подобную мерзость. И зачем вообще пытаться, ума не приложу. Думаете, это как-то связано с внезапным всплеском таинственных смертей?
– Ага, – Дин снова прикрыл труп зверя и захлопнул багажник. – Мы решили, что люди бросали на него взгляд и помирали от передоза уродства.

Сэм предостерегающе посмотрел на брата и повернулся к Мартинесу:

– Риска заражения нет.
– Я так и понял, – откликнулся доктор. – Иначе вы бы соблюдали более строгий режим хранения, – он покосился на багажник. – Или вообще хоть какой-то. В смысле, даже федералы не настолько тупы, правильно?

Братья обменялись взглядами, но ничего не сказали.

– Когда узнаете, откуда взялась эта тварь, дайте мне знать, – сказал Мартинес. – Профессиональное любопытство, сами понимаете. А теперь, если ко мне больше никаких вопросов, мне нужно вернуться к работе.
– Один последний вопрос, – вмешался Дин. – Можно использовать эту искусственную кожу, чтобы сделать парня с двумя головами и четырьмя руками?

Питер стоял на обочине около здания и наблюдал, как отъезжают агенты на своей развалюхе, унося с собой тело страхолюдной твари и кошмарную вонь. Потом он достал из кармана телефон и набрал номер Конрада. В ожидании ответа он лениво почесывал лицо. Зуд был терпимый – намного слабее, чем раньше – но продолжал его беспокоить. После беседы с Конрадом Питер вернулся в офис и нанес еще немного мази. Да, Конрад предупреждал не использовать слишком много, но это средство было единственным, что приносило Питеру некоторое облегчение. Ну правда, хуже уже некуда.

Он не чувствовал, как вязкая жидкость сочится из царапин, оставшихся на испещренной шрамами коже. А даже если бы и чувствовал, ему бы не было до этого никакого дела.

Комната для бальзамирования в подвале бюро ритуальных услуг – проще говоря, похоронного бюро – Гаррисона Брауэра была тесной и холодной, хотя сам он предпочитал думать о ней, как об уютной и прохладной. Бесцветные стены и кафельный пол словно сияли в жестком флуоресцентном свете, и когда он слишком долго работал, начинали слезиться глаза. Если все становилось совсем плохо, он напяливал солнечные очки, что делало его – в мыслях, по крайней мере – самым стильным владельцем похоронного бюро в городе.

В воздухе витал металлический привкус, к которому он давно привык, и который ему, если честно, в итоге стал казаться довольно приятным. Центр помещения занимали два мраморных стола, а над ними с потолка свисала металлическая душевая лейка – на случай, если придется смывать что-нибудь особенно гадкое. В полу между столами находился большой зарешеченный сток, который он часто находил великолепной метафорой для конца жизни: в итоге все живое окажется смытым в Великий Сток Вселенной.

Около одного из столов стояла каталка, на которой лицом вверх лежал обнаженный Мейсон МакКелви, владелец «Моторамы МакКелви», самого успешного в городе агентства по продаже подержанных автомобилей. Его привезли менее часа назад. Последние девять дней жизни он провел на больничной кровати, в то время как его почки постепенно отказывали. Право, жаль, потому что ему было только чуть за шестьдесят: не молод, но, опять-таки, не так уж и стар. Гаррисону не случалось приобретать машины у Мейсона: похоронный бизнес шел хорошо, и он мог позволить себе покупать новые автомобили. Однако они встречались в Клубе бизнесменов и на встречах местной ассоциации торговцев. Мужик был довольно приятный, разве что чересчур громкий и своекорыстный. Хотя он был продавцом, по всеобщему мнению, хладнокровным и безжалостным, когда речь заходила о заключении сделки, Гаррисон считал, что его веселая вредность вполне нормальна. Когда люди попадали к нему – голые и неподвижные – они в большинстве своем будто съеживались: становились меньше, суше, с кожей желтоватой и твердой, как у восковых фигур. Мейсон исключением не был. Худой, с необыкновенно густой копной растрепанных белых волос, острым носом и слишком большими ушами, он выглядел почти комично, несмотря на окружающую обстановку. Здесь, в комнате для бальзамирования, не было ничего, что указывало бы на власть и уважение, которыми Мейсон МакКелви располагал при жизни. Не в первый раз Гаррисон подумал, что смерть безукоризненно равняет всех.

Гаррисон отлично понимал, что внешность отнюдь не всегда соответствует внутреннему содержанию, потому что он сам не вписывался в стереотипы, которые многие выстраивают относительно работников похоронных бюро. Вместо того, чтобы выглядеть, как Гомес Аддамс^[2] – мрачный черный костюм, мертвенно-бледное лицо, сумасшедший блеск в глазах – он был высокий, румяный и пухлый, словно чисто выбритый Санта Клаус. Его поведение вполне соответствовало внешности. С его лица не сходила улыбка, он часто и легко смеялся – громкий заразительный хохот исходил из глубин его груди, приглашая каждого присоединиться.

Гаррисон переместил Мейсона с каталки на стол с легкостью, порожденной в равной степени силой и долгой практикой. Каталку он отодвинул в угол комнаты, чтобы она не мешала, потом вернулся к Мейсону. Первые шаги для подготовки клиента к бальзамированию немудреные: оттереть кожу, вычистить ногти, помыть волосы, сделать массаж конечностей, чтобы прогнать трупное окоченение. Потом рот зашивают и осторожно придают лицу нужное выражение, пока черты не застыли. После этого процесс усложняется. Спускают кровь, опустошают желудок, наполняют артерии специальной жидкостью, которая также придает коже цвет. Гаррисон предпочитал «Литол-32», приобретаемый у компании-поставщика.

Гаррисона окружали инструменты его ремесла: троакар, которым удаляли содержимое желудка, скальпели для рассечения артерий, нагнетательный насос для инъекции жидкости в тела, после чего они начинали издавать похожий на уксусный запах. Но он не стал брать инструменты, а вместо этого достал из ящика стола набор грима. Положив его на стол рядом с головой Мейсона, Гаррисон принялся за дело.

Закончил он спустя полчаса и отступил назад, чтобы полюбоваться результатом. Он раскрасил в белый цвет лицо, уши и шею Мейсона, губы обвел ярко-красным, изобразив широкую улыбку, а над каждым глазом изобразил большой черный знак доллара. На левой щеке он написал черным «Куплю», на правой – «Продам». Волосы Мейсона он зачесал вверх и назад, закрепил лаком и выкрасил в зеленый цвет, чтобы они представляли собой деньги.

Достав из набора зеркальце, Гаррисон поднес его к новому лицу Мейсона:

– Что думаешь? Слыхал про клоунский автомобиль^[3], да? Что ж, а ты теперь автомобильный клоун!

Гаррисон расхохотался, но Мейсон, видно, шутку не понял, потому что промолчал. «К черту его». Гаррисону казалось, это смешно. Он вернул зеркальце на место, взял фотоаппарат и следующие несколько минут фотографировал Мейсона с разных точек.
– Ты же понимаешь, что все это придется смыть?

Голос прозвучал неожиданно, но Гаррисон узнал его практически сразу. Не оборачиваясь на заговорившего, он продолжал делать снимки:

– Я признаю, что мое искусство недолговечно, но это и делает его особенным. Я обнажаю натуру своих клиентов, выношу ее на поверхность, вероятно, в первый и единственный раз за всю их жизнь, а потом восстанавливаю более знакомую внешность, которую ожидают увидеть семья и друзья. Но хотя бы на короткое время, пусть даже лишь здесь, со мной, они показывают свою истинную, самую глубокую суть.

Довольный несколькими хорошими снимками для последнего альбома (семь он уже заполнил), Гаррисон опустил фотоаппарат и повернулся к Конраду.

Конрад вышел из погруженного в тень угла и приблизился к столу, на котором лежал Мейсон. Гаррисон не стал спрашивать, как он умудрился незамеченным пробраться в комнату для бальзамирования. Он знал, что настолько увлекается искусством – которое считал своим истинным призванием – что у него за спиной бомбу можно взорвать, а он и не услышит. И потом, Конрад имел обыкновение при желании двигаться неслышно, как змея.

Конрад заглянул в лицо Мейсону:

– Полагаю, идею загримировать его под клоуна подали его нос и уши?
– Они, а еще ужасные рекламы, которые он делал для своей фирмы. Знаешь, он из тех продавцов машин, которые говорят слишком быстро и громко на камеру.
– Негоже так насмехаться над смертью, – проговорил Конрад. – Она священна.

Гаррисон не придавал смерти никакого мистического или религиозного значения. С его точки зрения она была всего лишь биологическим процессом, не более важным или значительным, чем выключение света, когда выходишь из комнаты.

– Чем обязан этому визиту? – спросил он, чтобы сменить тему. – Можно ли предположить, что ты нуждаешься в материалах, которые могу предоставить только я?
– Спасибо, но нет. На данный момент вышло так, что у меня все в наличии.

Гаррисон нахмурился:

– Ничего личного, но ты не выглядишь человеком, наносящим визиты вежливости.
– Я и не такой, – между ними лежало тело Мейсона, но Конрад начал огибать стол, приближаясь к Гаррисону. – Ты помнишь, как я впервые пришел к тебе?
– Разумеется.

Как можно забыть день, когда хорошо одетый, чересчур соблюдающий этикет мужчина вошел в его бюро и представился Конрадом Диппелем? Конрад – который был куда более похож на типичного гробовщика, чем Гаррисон – принес с собой несколько контейнеров с материалом под названием НюФлеш и деловое предложение.

– Я нашел тебя по нескольким причинам. Первая – твоя профессия. Она древняя и благородная, что моя госпожа высоко ценит. Вторая – твоя фамилия: Брауэр. По-немецки это «пивовар». Моя госпожа всегда питала приязнь к германцам, да и я сам имею честь нести такое же наследие.

Гаррисон и раньше слышал, как Конрад упоминает «госпожу», но понятия не имел, о ком он. Наверное, его начальница.

Конрад тем временем продолжал:

– Не говоря уж о том, что ты имеешь доступ к определенным «материалам», как ты их зовешь, а так же к оборудованию, подходящему для работы с ними. Кроме того, я навел справки в городе и обнаружил, что ты заработал репутацию человека с довольно эксцентричным поведением. Могу предположить, не то чтобы это редкий предрассудок, когда речь идет о представителе твоей профессии, но я нашел слухи интригующими.

Конрад оказался на той же стороне стола, что и Гаррисон, буквально в нескольких сантиметрах от него. Гаррисон со своим ростом и телосложением редко ощущал физическую угрозу, но даже будучи значительнее тяжелее Конрада, он почувствовал, что его пугает этот человек, и очень постарался не съежиться.

– И все же, после совместной работы в течение нескольких недель, мне стало очевидно, что располагая достаточным… – он посмотрел на размалеванное лицо Мейсона, – воображением, ты не располагаешь еще одним качеством, жизненно важным для успеха моего проекта.

Конрад потянулся к лицу Мейсона и указательным пальцем зачерпнул немного белого грима. Потом медленно растер его между пальцами, будто смакуя.

– Знаешь, что это за качество?

Гаррисон чувствовал, что что-то не так, но не знал, что именно. Эмоциональная атмосфера в комнате накалилась, будто перед готовой разразиться грозой, и Гаррисону это не нравилось.

Он покачал головой.

– Медицинское образование. Это моя вина, разумеется. В мое время профессии были менее специализированы, нежели сейчас, и научные достижения в области биологии, анатомии и медицины – сколько скудны они ни были – часто совершались теми, кто работал с мертвыми. Я полагал, мой опыт компенсирует то, чего не достает тебе, но вскоре понял, что переоценил себя. Энтузиазма у тебя было не отнять, но наш прогресс был медленным, а моя госпожа нетерпелива. Так что когда появился другой претендент, с достаточной медицинской подготовкой, я решил – как, если не ошибаюсь, говорится – сменить лошадей на переправе.

Гаррисон гадал, к чему клонит Конрад. Что бы это ни было, наверняка ничего хорошего.

– Не могу сказать, что не был разочарован, но тут ничего не поделаешь. И потом, ты продолжаешь платить мне за предоставляемые услуги, так что, полагаю, жаловаться мне не приходится, – проговорил он.

Одалживать органы, а то и целые конечности у клиентов было достаточно легко. Органов, разумеется, никто не хватится, а части манекенов представляли из себя неплохую замену конечностям и даже туловищам. На руки при необходимости можно было надеть перчатки из-за случайного «инцидента» с химикатами, имевшего место при бальзамировании. Родственники были отнюдь не в восторге – пока Гаррисон не предлагал им скидку в качестве компенсации за лишнее расстройство в дни скорби.

– Но сдается мне, я недооценил твои медицинские способности, – продолжал Конрад. – Ты видел сегодняшнюю газету?

Теперь Гаррисон понял, к чему идет разговор, и ему все это очень не нравилось.

– Я не слежу за местными новостями. В Бреннане никогда не происходит ничего интересного.
– Тогда я весьма удачно заглянул по пути в круглосуточный магазин и приобрел номер. Там обнаружил статью, которую ты, вероятно, найдешь увлекательной, и вырезал ее, – Конрад вытащил из внутреннего кармана пиджака сложенную газетную вырезку и протянул ее Гаррисону.

Гаррисон взял листок не сразу. Он поддерживал в комнате для бальзамирования прохладную температуру – не по какой-то профессиональной необходимости, а просто потому, что так чувствовал себя комфортнее – но в последние несколько минут в помещении решительно похолодало. Возможно, всему виной воображение, но Гаррисону так не казалось. Падение температуры ощущалось грозным призраком – будто предупреждающе затрещала хвостом обозленная гремучая змея. Вот из-за этого Гаррисон и замер, не зная, что делать (или не делать) дальше. В конце концов он взял газетную вырезку, пытаясь убедить себя, что ему только показалось, будто она холодная как лед. Чтобы просмотреть статью, много времени не понадобилось, и Гаррисон, закончив, поднял глаза на Конрада, хоть и не хотелось.

– Я знаю, что за это чудовище ответственность несешь ты, – проговорил тот. – Так что не унижай мой разум отговорками. Ты единственный в городе, не считая меня и мою нынешнюю коллегу, кто может хотя бы понадеяться вернуть к жизни мертвых, не говоря уж о том, чтобы… – он скривился от отвращения, – изменять их наружность.

Несмотря на предупреждение Конрада, Гаррисон чуть было не принялся отпираться, но решил, что лучше промолчать.

– Я едва-едва начал обучать тебя алхимическим премудростям и дал тебе минимальные в лучшем случае наставления. По идее, ты не должен суметь воскресить даже насекомое, не то что человека.
– У него две головы, – напомнил Гаррисон. – Он разве не за двоих считается?
– Я понимаю, почему ты это сделал, – Конрад взглянул на разукрашенный труп на мраморном столе. – Возможно, «понимаю» – чересчур сильно сказано. Я признаю, что ты имеешь склонность к эксцентричности в работе. Чего я не понимаю, каким образом ты сумел справиться с подобным самостоятельно. Молю, расскажи мне.

Гаррисон не знал, что хорошего может получиться из его признания, но был так взволнован сделанным, что был просто обязан рассказать кому-нибудь – даже если этот кто-то мог убить его за это.

– Я наблюдал за тем, как ты работаешь, – начал он. – Куда пристальнее, чем ты думаешь. Ты носишь с собой старую кожаную книгу со всевозможными алхимическими формулами. Ты ее как-то оставил на столе во время работы, и я ее пролистал, пока ты был занят. Память у меня, может, не фотографическая, но отличная. А я еще кое-что на телефон сфотографировал. Этой информации было достаточно, чтобы начать поиск в интернете. Когда ты взял себе нового ассистента, я принялся за работу. Большинство найденной информации – чушь на постном масле, но я знал, что искать, поэтому понял, когда наткнулся на истинные сведения. Теоретических знаний я приобрел достаточно, и все, что оставалось добыть, это немного НюФлеш. Я нанес визит доктору Мартинесу и сообщил, что хочу попробовать его чудесный продукт в качестве альтернативы мастики. Он с радостью продал мне несколько ящиков НюФлеш. Ну а потом, методом проб и ошибок… Подобрать нужные вещества, смешать в нужных пропорциях, безошибочно провести ритуалы, – Гаррисон смущенно улыбнулся. – Я не говорю ничего такого, чего бы ты не знал, да?
– Ты должен был использовать свежие трупы. Если вмешается процесс разложения…
– Физическое тело воскрешенного будет нестабильно и постепенно сгниет. Я знаю. Хотя у меня есть доступ к телам недавно усопших, родственники заметят, если их любимые пропадут. Так что я повел свой катафалк в Крайтон – это километров за восемьдесят отсюда – поздно вечером нашел около бара двух доноров и забрал их. Никаких проблем. Эфир, может, и старомодное охотничье средство, но действенное.
– Ты создал это существо здесь? – спросил Конрад.
– Да. Я решил называть его Бишоп, – Гаррисон сделал паузу, но Конрад никак не среагировал. – Би-шоп. Би. Как «два». Две головы, понимаешь?

Конрад смотрел на него ничего не выражающим взглядом.

Гаррисон вздохнул. Кажется, его чувство юмора не ценят ни живые, ни мертвые.

– А где это создание сейчас?
– Откуда мне знать? Он как кот – уходит и приходит, когда ему заблагорассудится. Спит в старой пристройке сзади, в которой я раньше хранил оборудование для стрижки газонов. Неплохо получилось. В смысле, нельзя же, чтобы при проведении службы здесь бегал голый двухголовый мужик, правда? – он немного подумал. – Как думаешь, Бишоп со временем станет местной версией снежного человека? Надеюсь, станет. Это бы привлекло в город…

Не успел он сказать «туристов», как рука Конрада метнулась вперед и стиснула его горло, перекрывая и голос, и кислород. Его пальцы были настолько холодные, что обжигали кожу. Гаррисон вцепился в его запястье обеими руками, но, несмотря на то, что Конрад не выглядел таким уж сильным, его хватка напоминала покрытые инеем железные клещи, и вырваться из нее не удалось.

– Должен признать, я впечатлен твоей инициативой, однако не могу позволить тебе вмешиваться в мои планы. Менее всего я хочу привлечь ненужное внимание к…

В кармане у Конрада зазвонил телефон. Гаррисон с удивлением понял, что рингтон стоит музыкальный, и еще с большим удивлением – что это композиция «Don’t Fear the Reaper» группы «Blue Oyster Cult». Очевидно, мрачный и весь из себя такой правильный мистер Диппель все же обладал кой-каким чувством юмора.

Не ослабляя хватку на горле Гаррисона, Конрад левой рукой нашарил в кармане брюк телефон и принял звонок.

– Алло?

Больше он ничего не говорил, только слушал, все больше хмурясь и сжимая челюсти. Его пальцы тоже сжимались все сильнее, и Гаррисон ощутил головокружение, будто уплывал, а перед глазами заплясали серые мушки. Он услышал, как огромное количество воды – река или даже океан – с ревом утекает в невероятно огромный сток, уходящий в темноту более черную, чем он мог себе представить. Он понимал, что скоро этот водоворот захватит его и унесет в бесконечную ночь. Он не боялся, а скорее даже ждал этого с нетерпением. Проработав со смертью так долго, он, наконец, сможет испытать ее сам. Сожалел он лишь об одном – что не уточнил в завещании, кто будет готовить его тело к погребению. В городе была еще пара работников ритуальных услуг, но Гаррисон им бы даже индейку фаршировать не доверил, не то что с его трупом работать. Но придется соглашаться на то, что есть. Слишком поздно…

Пальцы Конрада разжались. Гаррисон рухнул на четвереньки, со свистом втягивая воздух. Кажется, умереть сегодня не суждено. Он был разочарован, но утешил себя тем, что Сток будет ждать, когда придет его время.

Конрад проговорил в телефон:

– Прими мои благодарности. Мне стоит принести тебе еще мази в качестве «спасибо». Бесплатно, – он спрятал сотовый в карман. – Кажется, ненужное внимание, о котором я говорил, мы уже привлекли. Тебе повезло, что звонок поступил именно сейчас, потому что теперь ты мне понадобишься, – он улыбнулся. – На некоторое время, по крайней мере. Я хочу, чтобы ты разыскал это свое существо, доставил его сюда, запер и немедленно связался со мной.

Гаррисон чуть было не ляпнул «А если я откажусь», но ответ уже знал, поэтому просто кивнул. Без единого слова Конрад развернулся и вышел из комнаты. Когда он исчез, температура начала подниматься. Все еще отдуваясь, Гаррисон поднялся на ноги и потер ледяные ожоги на шее. Он сделает то, что приказал Конрад. Он приведет Бишопа домой, и они вдвоем – или втроем – будут ждать возвращения этого угрюмого засранца. У них есть в запасе сюрприз для мистера Диппеля. О да.

Напевая и игнорируя больное горло, Гаррисон снова обратил внимание на Мейсона. Интересно, а как он будет смотреться с фиолетовым лицом? Наверное, как лохматый баклажан с глазками. Надо попробовать.

Гаррисон вытащил коробочку с влажными салфетками и начал убирать белый грим с лица Мейсона.